|
Одним из самых громких "преступлений", якобы выявленных и разоблаченных органами НКВД на Кольском полуострове в 1938 году, было так называемое, "Дело Алымова и К°". 15 человек, проходивших по этому делу, были расстреляны, вот эти люди: Алымов Василий Кондратьевич, Артиев Александр Иванович, Артиев Викентий Иванович, Артиев Иван Иванович, Герасимов Никон Петрович, Горбунцов Степан Петрович, Дмитриев Семен Павлович, Канев Григорий Гаврилович, Матрехин Александр Васильевич, Матрехин Алексей Лукич, Осипов Яков Иванович, Салазкин Александр Сергеевич, Совкин Алексей Модестович, Юрьев Николай Иванович, Яковлев Александр Афанасьевич. Большинство из перечисленных - саамы, но есть и коми, и русские. Самому старшему, знаменитому в Ловозерской тундре И.И. Артиеву было 57 лет, младшему - Никону Герасимову, окончившему Институт народов Севера, было всего 27. А вот имена тринадцати, получивших, как тогда говорили, по "десятке": С.Ф. Валеев, А.Г. Герасимов, А.И. Герасимов, А.М. Дмитриев, Е.В. Канев, Г.М. Мошников, К.Г. Мошников, Е.Я. Осипов, И.А. Руженков, А.И. Селиванов, Я.Н. Туркачев, П.И. Фефелов, Ф.В. Чупров. Сначала всех арестованных обвинили во вредительстве: падеж оленей - их дело, лесные пожары - тоже. Но вредительство, думали в НКВД, это уже пройденный этап в нашей политике. Классовая борьба по мере продвижения к коммунизму ужесточается: саамы должны перейти от вредительства к саботажу и диверсиям, пусть они объединяются в повстанческую организацию с целью создания Лопарской республики и вхождения в состав Финляндии. Так и появились новые определения "организации": вредительская, диверсионная, контрреволюционная, шпионская и террористическая. Громкие фразы, видимо, должны были восполнить отсутствие доказательств. Чтобы придать всему делу солидность, главой "саамского заговора" был объявлен ветеран Севера, настоящий русский интеллигент, ученый-краевед, экономист и плановик (в середине 20-х годов он возглавлял Мурманский губплан), человек, всесторонне знающий жизнь тундры, - Василий Кондратьевич Алымов. Следственное дело № 46197. Вел следствие по делу В.К. Алымова один из самых "способных" оперуполномоченных 4 отделения Мурманского окружного отдела НКВД сержант госбезопасности В.П. Школин. Все это аккуратно подшито в папку дела № 46197, поставлены даты: начато 27.02.38, окончено 7.04.38. Зафиксирована отметка, что при аресте и обыске квартиры Алымова была изъята вся переписка ученого, которая впоследствии была ликвидирована "как ненужная". Вначале, сразу после ареста, В.К. Алымову было предъявлено обвинение, что он является участником контрреволюционной финской националистической организации на Кольском полуострове. Но уже через месяц, к началу апреля, формулировка стала иной: "является участником контрреволюционной повстанческой, шпионской, диверсионно-террористической организации". Как видим, обвинение отказалось от слов "финской националистической" и дало новое, более расширительное и, можно сказать, более громкое название всему делу. Если первоначально Алымову предъявили лишь два пункта 58-й статьи - 10 и 12 (часть первая), то теперь ему добавили обвинение и по пунктам 2, 6, 8, 9 и 17. Василию Кондратьевичу вменялось в вину: а) принадлежность в 1904-1906 гг. к меньшевистскому крылу РСДРП; б) взгляды и поведение жены Софьи Петровны и приемного сына Сергея Галицкого (арестованных в Мурманске осенью 1937 года); в) связь с врагами народа в Ленинграде (профессор Д.В. Бубрих, преподаватели ИНСа А.Г. Эндюковский и З.Е. Черняков) и Москве (П.Г.Смидович, С.А. Бутурлин); г) научная работа в качестве ученого-этнографа в интересах саамской общины, ее культуры, традиций. Первый допрос начался с безобидных и житейских вопросов: где работал, с кем знался? Алымов упомянул питерских знакомых, затем перечислил мурманских (среди них были директор биологической станции в Полярном профессор Г.А.Клюге, агроном И.Г. Эйхфельд с Хибинской опытной сельскохозяйственной станции, архивист и краевед Я.А. Комшилов, директор Лапландского заповедника Г.М. Крепс, врач Николай Халапсин и некоторые др.) Затем были заданы вопросы "позаковыристее": "Расскажите о связях с заграницей; расскажите о связях с финнами, саамами и членами Комитета Севера в Москве". На вопросы Алымов отвечал четко: "В советское время никаких связей не было. А до революции дважды был за границей: в первый раз в Персии в качестве изыскателя строящейся там железной дороги (в 1913 году), второй раз - в Турции, туристом в Константинополе (в 1917 году)". Алымов подчеркнул также, что никаких связей у него с финнами не было. Сейчас, по прошествии времени, можно определенно сказать, что органы НКВД пытались связать воедино два тогдашних "громких" дела - "финское" и "лопарское". Однако твердая позиция Василия Кондратьевича в немалой степени мешала это сделать. Отвечая на остальные части вопросов, Алымов говорил о давних (с 1927 года) связях с Комитетом Севера, назвал несколько имен его руководителей в Москве (П.Г. Смидович, С.А. Бутурлин и др.), подчеркнул исключительно деловой характер встреч и связей с ними. Что же касалось саамов, то Алымов не скрывал характер своих контактов с коренными жителями. Он знал многих аборигенов края, посещал семьи оленеводов от Туломы до Иоканги, часто бывал в тундре. Даже рекомендовал юношей из семей Осиновых, Матрехиных, Герасимовых, Яковлевых на учебу в Ленинград. Саамы гордились дружбой с "большим начальником", часто искали у него защиты от притеснений местных властей. Квартира Василия Кондратьевича в бревенчатом доме на улице Красной (была такая в районе ул. Книповича), где он занимал две комнаты, была для многих оленеводов постоянной и надежной гостиницей. О том знал тогда весь небольшой Мурманск. За это и зацепились на следствии. Вопросы посыпались, как из рога изобилия: "Кто из саамов враждебен к советской власти? Кто из них за автономию и союз с Финляндией? Кто из оленеводов поддерживал связь с Финляндией? Есть ли враждебные настроения среди саамов, в частности, студентов педтехникума?" Нужно отдать должное Алымову. Он отвечал честно и ничего против саамов не показал. На вопрос о наличии среди них враждебно настроенных, стремящихся к отделению, ответил коротко: "Нет таких". О связях саамов с Финляндией тоже дал лаконичный ответ: "Ничего не знаю". На следующем допросе, а он состоялся 10 марта 1938 года, через десять дней после первого, в течение которых подследственного, по-видимому, "обрабатывали", показания "руководителя саамского заговора" существенно изменились. Алымов будто бы заявил, что "вошел в контрреволюционную националистическую саамскую организацию еще в 1935 году". А далее в "деле" пошел уже какой-то заученный бред: его организация готовила "соответствующие формирования", надеялась на поддержку буржуазной Финляндии; проводила агитацию за отторжение Кольского полуострова, совершала различного рода диверсии и т.п. Дело о саамском заговоре стало раскручиваться с неимоверной скоростью. "Было установлено", что, во-первых, саамская повстанческая организация связана с Западом или, точнее, с теми кругами, которые отстаивали идею "Великой Финляндии" с включением в нее Карело-Мурманского края. Во-вторых, контрреволюционный саамский заговор был идеально законспирирован и хорошо организован. Во главе заговора стоял центр, в него якобы входили Алымов, 3. Черняков, А. Эндрюковский, П. Антонов и Аллан-Валлениус - то ли с финской, то ли со шведской стороны. Этой руководящей пятерке по "легенде" подчинялись шесть повстанческих групп на местах: в Ловозере, Воронинском погосте, Иоканге, Нотозере, Юркино и Мурманске. По сфабрикованным показаниям, наиболее крупной была ловозерская группа, в ней будто бы было до 15 человек. Из воронинских лопарей фигурировали трое - Александр Яковлев, Семен Дмитриев и Павел Фефелов ( бывший председатель колхоза). В Иоканге был арестован Александр Васильевич Матрехин, в Нотозере - Андриан Герасимов. Саамская контрреволюционная организация в свою очередь была "связана" с "Карельским центром", во главе которого стояли Э. Гюллинг и Г. Ровио (тогдашние руководители Карельской АССР). Участники заговора "вели работу" в следующих направлениях: разваливали колхозы, артельное хозяйство, сокращали поголовье оленей, поджигали ягельники, организовывали террористические акты. Утверждалось так же, что Канев хотел убить первого секретаря райкома партии Г. Елисеева, а другие члены организации даже говорили об убийстве Сталина и его соратников. Заговорщики якобы распространяли провокационные слухи о близкой войне, вели контрреволюционную агитацию за создание еще одного саамского (западного) района (идея Никона Герасимова из Ловозеро), и даже самостоятельной Лапландии, собирали шпионские сведения, вооружались, готовили повстанческие кадры из кулаков и белогвардейцев (считалось, что центром восстания может быть селение Чальмны-Варрэ на Поное. Именно туда должен был прилететь какой-то самолет из Финляндии). Сегодня мы знаем как велось следствие. Первый допрос Алымова проводил следователь Шабаловский, второй - младший лейтенант госбезопасности А.Я. Тощенко, третий допрос (21 марта) - сержант П.В. Терехов. Очные ставки проводил еще один сотрудник - некий Кольк. К ведению дела была привлечена целая группа из семи следователей. Характерно, что все они "умели" зацепиться за такие факты биографии подсудимых, как социальное происхождение, национальность, образование, служба в старой армии, принадлежность к другим партиям, наличие родственников за границей, судимость. У каждого человека, попавшего в лапы НКВД, непременно находился какой-то "изъян", который всегда обращали против арестованного: у Алымова - принадлежность к меньшевикам, у А.Салазкина - служба в белой армии, у И.Артиева - факт раскулачивания, у Н. Герасимова - алименты и т.д. Все протоколы очных ставок написаны абсолютно одинаково - словно под копирку. Складывается впечатление, что их составляли уже после допросов, т.е. задним числом. Одна из первых очных ставок по "саамскому делу" была проведена через неделю после ареста Алымова, 5 марта 1938 года. В кабинете следователя встретились тогда Алымов и Адриан Герасимов. Трудно представить, как проходила она на самом деле, но, судя по протоколу, спокойно и мирно. Прежде всего было зарегистрировано, что обвиняемые друг друга знают и между ними никаких личных счетов нет. Ну, а дальше уже пошли странности: Герасимов якобы сказал, что его завербовал Алымов, и последний твердил: "Да, да". Такими же, судя по документам, были очные ставки Алымова с Никоном и Александром Герасимовыми, с А. Салазкиным и другими. Вот еще одна выписка из протокола допроса Алымова. Следователь: "Ваша научная работа есть не что иное как ширма для прикрытия шпионской и диверсионной работы. Вы - хорошо замаскировавшийся враг народа". Допрашиваемый категорически отрицает: "Никакой работы во вред советской власти я не вел". Следователь: "Ваша маскировка напрасна... Мы изобличили вас документами". Алымов: "У вас нет и не может быть никаких документов". После этого с ним так "поработали", что уже на следующем допросе Алымов начинает показывать на себя и разоблачать друзей-товарищей, и следствие пошло как по маслу. Судя по материалам "Саамского дела", все дружно выявляли вину каждого. Так, Александр Афанасьевич Яковлев показал, что в Воронинском погосте кроме него были еще четыре "заговорщика". Взятый якобы с поличным Я. Осипов назвал имена десяти сообщников и т.д. И еще об одной особенности следствия. Интересно, что именно к делу Алымова в качестве доказательств были приложены две фотографии: на одной - ряд винтовок, стоящих у стенки, на другой - сваленное кучей разное оружие от английских винтовок до русской малокалиберки и пачек патронов. В обвинительном заключении речь шла об уже упоминавшихся в начале статьи 25 винтовках, 10 ружьях и 5255 патронах, якобы обнаруженных у заговорщиков. Там же говорилось о наличии в тундре уже не шести, а десяти повстанческих групп, в которых насчитывалось 70 человек (кроме того, в соседнем Саамском районе тоже было организовано похожее дело - по нему привлекали 16 человек). Примечательно, что по ходу следствия все члены "саамского заговора" усугубляли свою вину: если в записи первого допроса Алымова говорилось о создании контрреволюционной организации в 1935 году, то вскоре (на третьем допросе) появилось новое утверждение: "Начал борьбу не в 1935 году, а в 1927". И дополнительные уточнения тоже были существенными: группа в Ловозере во главе с Никоном Герасимовым образовалась в 1929 году, а группа в Иоканге - в 1931 году... Сегодня очевидно, что так называемое "саамское дело" было шито белыми нитками. Уже в 1940 году оно было подвергнуто сомнению, а затем определено как фальсификация. В одном из документов того времени прямо говорилось что: "Саамская повстанческая организация высосана из пальца". Но ясно и другое: некоторые сотрудники Мурманского отдела НКВД хотели на этом деле сделать себе карьеру. Значительная часть вины в содеянном преступлении ложится и на начальника Ловозерского РО НКВД И.М. Михайлова, который за несколько месяцев 1938 года арестовал только в Ловозере более ста человек (а все население составляло, как мы уже говорили, около двух тысяч). Ему активно помогали мурманские сотрудники НКВД и следователи - А.Я. Тощенко, Н.В. Терехов, П.В. Гришунов и др. Это по их приказам и указаниям арестовывались безвинные люди. Это они прибегали к физическим и психологическим методам воздействия на арестованных, подделывали и "корректировали" документы. Для чего же было сфальсифицировано "Дело о саамской контрреволюционной организации"? Прежде всего оно нужно было сотрудникам НКВД для поддержания собственного авторитета и запугивания населения, а также для того, чтобы оправдывая свою "работу", достойно зарекомендовать себя в глазах высокого начальства. И этой цели, к сожалению, они достигли. Мурманск, 1999 г |
