|
Летом 1922 г. начальник почвенно-ботанического отряда Кольской экспедиции Н.И. Прохоров пригласил меня принять участие в работах отряда. Организованный в 1921 г. отряд в прошедшем году провел рекогносцировочные исследования на восточном берегу озера Имандра и заложил основу опытной сельскохозяйственной станции на ст. Хибины Мурманской ж/д В текущем году предполагалось провести почвенно-ботаническое обследование западного берега озера в районе Монче- и Чуна тундр. Наш маленький отряд состоял всего из 4 человек: начальника отряда - почвоведа Н.И. Прохорова, ботаника - О.И. Кузеневой, агронома и заведующего опытной с/х станцией в Хибинах Г.М. Крепса (впоследствии организатора и директора Лапландского Государственного заповедника) и автора этих воспоминаний. В то время, построенная наспех (в 1916-1917 гг. ) военная, однопутная железная дорога в Мурманск действовала еще не регулярно. Движение пассажирских поездов еще не было открыто, товарные же поезда от Петрограда до Мурманска шли 5-6 дней. Многочисленные отряды Кольской экспедиции, руководимые А.Е. Ферсманом, грузились в Петрограде в несколько "теплушек" - товарных вагонов, оборудованных нарами, скамейками и железными печками - прицеплялись к товарным составам. Условия поездки по недостроенной "Мурманке" заслуживают особого описания. Профиль и закругления пути в то время еще не были выровнены, и небольшие слабосильные паровозики с громадным трудом преодолевали крутые подъемы невысоких лесистых гряд-"сель" и холмов. При подъеме средней крутизны паровоз пытался втащить весь состав сразу, но это удавалось ему не всегда. Выбиваясь из сил, паровозик тащил вагоны все медленнее и медленнее, наконец, не достигая перевала, он останавливался и с увеличивающейся скоростью, пятясь на тормозах, возвращался к основанию склона, чтобы делать следующую попытку. Бывали случаи, когда на перевале состав разрывался на две части, и паровоз с частью вагонов продолжал свой путь, а оторвавшаяся хвостовая часть состава скатывалась обратно вниз по склону, где с помощью пассажиров останавливалась у нового подъема. Чтобы избежать разрыва состава, в некоторых опасных местах поезд на разъезде расцепляли и по частям проводили до следующего разъезда или в конец состава прицепляли "толкача" - второй паровоз. Операция по переправке вагонов занимала несколько часов, что давало возможность сотрудникам отдельных отрядов, занимавших разные вагоны, не только общаться, но проводить научные наблюдения, собирать грибы и ягоды, купаться в многочисленных озерах и речках и загорать на солнце. Если на подъемах скорость поезда была настолько мала, что можно было идти пешком рядом с ним, то на спусках при нарастающей скорости вагоны метались из стороны в сторону. Особенно сильное ощущение пассажиры получали при переезде через реки и ручьи. Мосты в то время были все деревянные, ряжевые, скрепленные болтами, и при проходе поезда бревна скрипели и шатались, вагоны сильно раскачивались, а от ряжевых устоев по воде разбегались мелкие волны. Но вот уже поезд на разъезде Белый. Первым его покидает группа сотрудников минералогического отряда во главе с А.Е. Ферсманом. В то время маленький разъезд не имел даже платформы, одиноко стояла небольшая изба-вагон, где помещался начальник разъезда с несколькими помощниками. Сейчас на этом месте находится крупная узловая станция Апатиты. Выскочившие из теплушки сотрудники экспедиции, во главе с Ферсманом, в полном походном снаряжении, с большими рюкзаками, увешенные инструментами, не дожидаясь отхода поезда, помахав лишь приветственно руками, направляются размеренным шагом по известной им с прошлого года тропинке через болота и ручьи прямо в маршрут по Хибинским горам, который должен закончиться через 2-3 недели. Остальная часть сотрудников вместе с заведующей хозяйством отряда Кесслер с основными грузами едет до станции Имандра, где должны организовать к приходу основной полевой группы летнюю базу экспедиции и провести ряд маршрутов в северной части Хибин. В течение трех лет (1925-1927) я руководил работами Имандрской экспедиции Мурманской биологической станции, которая занималась комплексным изучением бассейна озера Имандра. Так как подробной карты озера в то время еще не было, мне приходилось производить глазомерную съемку, с которой я шаг за шагом обошел всю береговую линию озера (около 1000 км), производя попутно наблюдения по морфологии и строению берегов. Было проведено измерение глубин на 250 профилях и составлена достаточно точная батиметрическая карта Имандры. В эти же годы, совместно с Германом Крепсом, по литературным и историческим источникам (в основном используя топонимы Мурмана) была составлена и первая гипсометрическая карта Русской Лапландии. Не имея достаточной геологической подготовки, я не мог определять встречавшиеся на пути разнообразные горные породы, но старался собрать их образцы для определения специалистом. Таким специалистом был сотрудник Ферсмана - Борис Куплетский, который охотно занимался их определением, т.к. составлял петрографическую карту Кольского полуострова. Работая все время с буссолью и компасом, я избегал брать с собою железные предметы (геологический молоток, ружье и пр.) и образцы горных пород откалывал методами человека каменного века - валяющимися вблизи геологического обнажения камнями, почему взятые мною образцы получались не кондиционными как по размерам, так и по форме. В 1929 году мне было поручено руководить работами географического отряда Кольской экспедиции АН для обследования Монче-Чуна- и Ольче (Волчьей) тундр к западу от озера Имандра. Вместе со мной был и мой товарищ по Имандрской экспедиции Г.М. Крепс, которому нужно было положить на карту район проектируемого им Лапландского заповедника. Базой нашего отряда служила избушка Калины Архипова в Монче-губе. К тому времени съемка озера Имандра была закончена, и я всегда пользовался случаем проверить на местности увязку планшетов и привязать наши горные маршруты к карте озера. С этой целью мы отправились по окрестным вершинкам, с которых открывался широкий обзор озера и можно было взять засечки буссолью на приметные точки берегов. На одной из посещенных вершин магнитная стрелка буссоли показала сильную магнитную аномалию, причина которой меня заинтриговала, и я собрал серию образцов из выходов горных пород по склонам от подножия до вершины. Вернувшись в Ленинград, я, по установленному обычаю, зашел к А.Е. Ферсману, чтобы рассказать ему о проведенных исследованиях, и, конечно, сообщил ему об обнаруженной магнитной аномалии. А.Е. этим очень заинтересовался и попросил в ближайшее же время ознакомить его с собранными образцами. К приходу Ферсмана я устроил небольшую выставку образцов пород. Он очень внимательно рассмотрел образцы через складную лупу, с которой он никогда не расставался, и с радостно воскликнул: "Батенька мой, да ведь это замечательно! Такое сочетание ультраосновных пород с щелочными известно пока только для Южной Африки. А там с ним связан целый ряд ценнейших полезных ископаемых. Вот здесь, - указал он,- следы меди и никеля! Где у Вас телефон? Я сейчас же созову своих "птенцов", а на днях мы срочно выезжаем, и на место!" И действительно, через несколько дней группа сотрудников А.Е. отправилась в Монче-губу и произвела там минералогическую разведку, а в следующем году там уже работали партии геохимиков и минералогов. Летом 1930 г. я руководил геологическими и топографическими изысканиями места сооружения плотины для гидроэлектростанции на реке Ниве ("Нива-2"). База нашей экспедиции располагалась на плесе Имандры, в 6-10 км от ст. Зашеек. Однажды (дело было в середине июля) я получил телеграмму от А.Е. Ферсмана с просьбой встретить его на станции Зашеек, где он будет проездом из Ленинграда в Хибины. К приходу поезда я был на станции. Железнодорожный путь при подходе к Зашейку делает крутой поворот, так что поезд был виден еще за несколько минут до подхода к станции. Послышался гудок паровоза, а вот показался и сам поезд. На нижней ступеньке вагонной лестницы видна массивная фигура Александра Евгеньевича. Он уже увидал меня и, держась на одной руке за поручень, другой приветливо машет мне! Подбегаю к вагону, и Ферсман, поздоровавшись, тащит меня к себе в вагон: - Ну поехали с нами! Во время остановки некогда поговорить, а мне интересно знать, как у Вас идут дела. Я начал отказываться, что, мол, не рассчитывал на эту поездку и с собой ничего не захватил, даже денег на дорогу нет, и что мои сотрудники будут беспокоиться моим исчезновением. На все мои доводы А.Е. нашел ответы: - С собой ничего брать не нужно, сотрудникам дадим телеграмму, а билет возьмем у начальника поезда. Пришлось ехать. В поезде я только и узнал, что предстоит открытие научно-исследовательской станции, куда собираются приехать многие исследователи Кольского полуострова. Открытием научной базы Экспедиции отмечалось десятилетие ее работ на Кольском полуострове. По 100 тысяч рублей на строительство станции выделили трест "Апатит" и Академия наук. Место для строительства А.Е. выбрал на живописном берегу оз. Малый Вудъявр, где и был построен небольшой, но очень уютный деревянный домик с лабораториями, библиотекой, составленною в основном из личной библиотеки А.Е. База получила название "Тиетта", что на саамском языке обозначало "нечто, необыкновенное, важное, значительное". По выходе из вагона Ферсман и его сотрудники навьючили на себя огромные рюкзаки, а в руках понесли микроскопы, бутыли с реактивами и легко бьющиеся приборы. Приходилось часто останавливаться, чтобы перевести дух. Особенно тяжело дался нам довольно крутой подъем на морену, отгораживающую котловину озера Малый Вудъявр. Но вот последнее препятствие преодолено и за завесой тумана и моросящего дождя показалась станция! Навстречу нам уже бежало несколько человек - они увидели наш вьючный караван, когда мы переваливали морену. Грузы с наших плеч переместились на "свежие", а мы доползли до Тиэтты и растянулись отдыхать на приготовленные постели. Казалось, что мы только задремали, как нас разбудили, так как все уже собрались на торжественное заседание, посвященное открытию первого научного учреждения на Кольском полуострове. На заседании присутствовало человек 30-40 сотрудников экспедиции, представителей руководства треста "Апатит" и строителей города. Заседание, как всегда весело, вел Ферсман. Кратко ознакомив с задачами, стоящими перед "Тиэттой", он предложил заслушать краткие сообщения о текущих работах сотрудников. Мне также пришлось, без всякой подготовки, доложить о своих работах на Ниве. После официальной части в том же зале был организован товарищеский ужин, душой которого был, конечно, Ферсман. Во время ужина А.Е. предложил выбрать название новому городу, строящемуся на берегу оз. Большой Вудъявр у обогатительной фабрики. Посыпались предложения разных названий, среди которых большинство было связано с апатитами, нефелинами, сиенитами и Хибинами. В конце концов, после долгих споров все сошлись на предложении Александра Евгеньевича, назвать его "Хибиногорском". К сожалению, во время войны "Тиэтта" сгорела от неосторожного обращения с огнем, и научный центр переместился сначала в Кировск, а затем в специально построенный для него научный поселок в городе Апатиты. Сегодня это крупнейший на Европейском севере академический центр. | 
