|
Поезд Мурманской железной дороги стоит на станции Кола минуту и, кажется, только по соображениям вежливости, а не по деловым. Кратко и нехотя свистнув, он катится мимо толпы сереньких домиков "заштатного" городка дальше, к Мурманскому берегу "Ядовитого " океана. Происхождение слова Мурман интересно объяснил некто Левонтий Поморец: "А по леву руку Кольского городка, ежели в море глядеть, живут Мурмане, сиречь, - нормане, они же и варяги, кои в древни времена приходили-приплывали из города Барде и жили у нас разбоем, чему память осталась в слове - воры, воряги. Игумен оспаривал: дескать, нормане оттого нарицаются, что в земле, в норах живут, аки звери, твердил: причина тому - холод. А я говорю: это не мурмане в норах-то живут и не от холода, а мелкий народец лопари от страха, как бы наши промышленники живьем его не слопали. Мурмана же тупым зубом не укусишь ". Когда поезд подкатился к Мурманску, часы показывали время около полуночи, а над океаном, не очень высоко над его свинцовой водой, сверкало солнце. Разумеется, я читал, что здесь "так принято ", но, видя первый раз в жизни солнце в полночь, чувствуешь себя несколько смущенным и сомневаешься: честно
ли работают часы? Вспоминаешь истины, еще не опровергнутые наукой: земной шар делится на два полушария, земля вращается вокруг солнца... Один глупый мальчик спросил учителя: - А зачем земля вращается? - Это не твое дело, - мудро ответил учитель. Зрелище добела раскаленного полуночного солнца, которое торчит над бесконечной водной равниной не то восходя, не то исходя, - зрелище очень странное. Поведение великолепного светила кажется настолько нерешительным, что думаешь за него: - Давненько я торчу в этой точке пространства! А не перекатиться ли мне со всеми спутниками куда-нибудь за пределы этого млечного пути? Свободного места много... Вообще здесь у приезжего человека возникают смешные мысли. Но, как я убедился, местные люди примиряются с изменением небесных явлений гораздо легче и быстрее, чем с необходимостью изменить древние условия жизни на земле. На перроне вокзала много народа и не мало юных "мурманов ", среди них буянят субъекты в возрасте четырех-пяти лет. Им бы давно пора спать. Моя молодежь уходит в город, я сажусь записывать впечатления дня. По рельсам идет группа молодежи, человек десять парней и девушек, они поют: "Без тебя большевики обойдутся..." Надеюсь, это не про меня? Проснулся я в семь часов, за окном вагона гулял серый жидкий туман, сеялась мокрая пыль. Через час вспыхнуло солнце, но более тусклое, чем оно было в полночь. Около вокзала работает экскаватор, выкусывая железными челюстями огромные куски земли. На работу машины смотрит женщина солидного объема, ширина ее спины и бедер едва ли меньше метра. На руке у нее головастое дитя, лет двух, сосет грудь, другую руку раскачивает человек лет пяти и, не торопясь, почти басом убеждает: - Мамк, иди! Чаю хочу... Мужичок, тоже весьма крупный, с плеча бьет десятифунтовым молотом черный, гранитный валун, молот упруго отскакивает, но мужичок упрямо и метко садит удар за ударом в одно и то же место, из-под молота летят искры. Валун не выдерживает и раскалывается на три куска, а победитель благодарит его за уступчивость громким, торжественным "матом". Женщина, точно она только этого и ждала, машиноподобно тащит племя свое на искусанный экскаватором пригорок, из-под ног ее обильно сыпятся комья земли, мелкий булыжник. В
порту тяжеловато двигаются солидные бородачи, глаза у них пронзительно-дальнозоркие,
голоса необычно гулки, точно люди эти далеко друг от друга и говорят в рупор. Руки
этих людей точно весла, широкие ладони деревянно жестки. Очень крепкие люди. Они
жалуются: - Причалов в порту не хватает, вона - двое англичан на
рейде ошвартовались, приткнуться некуда. - Тралеров мало, а то бы
мы на весь Союз рыбой хвастанули, - мечтает человек в сапогах выше колен и в шляпе с
назатыльником. Остроносый товарищ из исполкома охлаждает бородатого мечтателя: - Нет, нам похвастаться долго не удастся, мы даем только 6 процентов всего улова, а Каспий - 54, а Дальний Восток - 32... - А ты дай талера, - мы те покажем Восток с процентами... - Усмехаясь, он сообщает мне: - Через двое, трое суток должен придти с моря одноименец твой "Максим Горький " - хо-ороший новичок! В огромных сараях рыбного завода женщины укладывают в бочки освежеванную треску. - Это повезем англичан кормить... - Их бы, дьяволов, не треской, а кирпичами кормить! Молодой парень матрос вносит поправку: - Треской, товарищи, питается не буржуазия, а рабочий класс Англии... Известно: чего барин сам не прожует - собаке дает... После путешествия по городу пьем чай в вагоне. Один из моих собеседников - "старожил ", он уже года три здесь, другой - недавно командирован сюда, партиец. Спрашиваю: - Трудно здесь зимою? - Темновато. Как навалится тьма эта, так, знаешь... песни петь охоты нет! Холодов особых не бывает, а вот туман, снег. Если бы - месяц, звезды, ну еще ничего, а это - редко бывает. Молодой партиец говорит, усмехаясь: - Здесь Джека Лондона хорошо зимой читать. Рассказы о Клондайке очень утешают... - Сполохи тоже... - Северное сияние... - Ну, пускай - сияние будет! Не видал? Это, брат, надо видеть. Для этого сияния из Китая надо приезжать. Это, братец мой, такой прекрасный вид... даже - страшно! Пламень ходит по небу, столбы огненны падают, вихри носятся - беда! Прямо скажу - беспощадная красота сияние это! Глядишь - и глаза не можешь закрыть. Некоторые бабы, внове приезжие, даже рыдают со страха. Молодой товарищ объясняет: - Это электрическое явление природы. Считается, что... - Считается, читается - это мы слышали, - ворчит рассказчик и хмурится. - Тут приезжал один, рассказывал, - действительно, - электричество... Ну, ежели так, ты мне его в лампочку поймай, тогда я тебе веру дам! - Подожди! Природа явления... - Я, брат, сам природа! Это мне - одни слова, явление... Собеседники мои сердятся. Чтоб отвлечь их от спора я спросил: - Много пьют здесь зимой? - Тут и летом тоже пьют. Зимой-то -- побольше. Темнота повелеват. Здешние говорят - теперь легче стало, как электричество завели. К тому прибавь, что народу-то меньше было, не то, что теперь, - теперь к нам люди как с облаков падают. Только строй дома, поспевай! Теперь свет и зимой растет. Раньше - куда пойдешь, чего скажешь? Теперь клуб есть, театр бывает, кинематограф, комсомол разыгрался, пионеры... большая новость жизни началась! - Поговорив еще несколько минут, ушли. Вечером, в клубе - собрание местных работников. Товарищи говорят речи очень просто, деловито. Чувствуется в этих людях глубокое сознание важности работы, которую они ведут здесь, "на краю земли ". Молодой, вихрастый парень густо и веско говорит, как бы читая стихи древних, героических былин: - Вот и здесь, в полунощном крае, на берегу холодного океана, мы строим крепость, как везде на большой, на богатой земле Союза наших республик. - Я недавно здесь, - говорит мне один из товарищей, - недавно - и еще не принюхался. Но уже ясно - богатейший край! Ежели его по-настоящему копнуть - найдется кое-что и поценнее Хибинских апатитов. В доказательство своих слов он сообщил, что где-то "поблизости " мальчишки находят слюду и "куски металла, должно быть, цинка или свинца ". Тут был один лесовод, так он говорил, что здесь растет высокоценное дерево - мелкослойная ель и, будто, нигде нет этого дерева в таком количестве, как у нас. А поселенцы на дрова рубят эту ель. И, усмехаясь, продолжал: - До курьеза мы ни черта не знаем! Недавно в лесах, около границы, медеплавильный завод нашли, хороший завод, построен, должно быть, в годы войны. 75% оборудования еще цело, только железо кровельное и кирпич разграблен, видимо, поселенцы растащили. Стали мы искать: чей завод? Никаких знаков! Нашли в Александровске заявки на медную руду, одна - времен Екатерины, другая - Николая
I, кажется. Но заявки не на то место, где поставлен завод. Чудеса... Мне принесли образцы находок, - несколько кусков слюды и свинцового блеска. Я спросил: установлены ли места нахождения этих руд? - Нет еще. Специалистов ждем. В Хибинах они целым табуном возятся с апатитами, наверное, и сюда заглянут. Человек помолчал и, вздохнув, сердито договорил: - Я не "спецеед ", а все-таки так же мало верю им, как они нам. Съездит в лес, понюхает и скажет: действительно, это руда, но - не рентабельна, промышленного значения не имеет. Черт его знает: так это или нет? Вам, конечно, известно, что кое-кто из них все надеется, что старые хозяева еще вернутся, а старые-то хозяева, наверно, передохли давно... Из клуба поехали на слет пионеров Северного края, на другой конец широко разбросанного Мурманска. Два часа ночи, и хотя небо плотно окутано толстым слоем облаков, - все-таки светло, как днем. По улицам еще бегают дети, мелюзга возраста "октябрят ". Эти люди будущего спят, должно быть, только зимой. В Мурманске особенно хорошо чувствуешь широту размаха государственного строительства. Размах этот, конечно, видишь и понимаешь всюду в центрах и областных городах, где энергия рабочего класса, диктатора страны, собрана в грандиозный заряд. Но здесь, "на краю земли ", на берегу сурового, "ядовитого " океана, под небом, месяцами лишенным солнца, здесь разумная деятельность людей резко подчеркнута бессмысленной работой стихийных сил природы. Ни Кавказ, ни Альпы и, я уверен, никакая иная горная цепь не дает и не может дать такой картины довременного хаоса, какую дает этот своеобразно красивый и суровый край. Тут получаешь такое впечатление: природа хотела что-то сделать, но только засеяла огромное пространство земли камнями. Миллионы валунов размерами от куриного яйца до кита бесплодно засорили и обременяют землю. Совершенно ясно представляешь себе, как двигался ледник, дробя и размалывая в песок рыхлые породы, вырывая в породах более твердых огромные котловины, в которых затем образуются озера, округляя гранит в "бараньи лбы ", шлифуя его, создавая наносы валунов, основу легенд о "каменном дожде ". Воображение отчетливо рисует медленное, все сокрушающее движение ледяной массы, подсказывает ее неизмеримую тяжесть, а в железном шуме движения поезда слышишь треск и скрежет камня, который дробит, округляет, катит под собой широчайший и глубокий поток льда. Около маленькой станции двое рабочих разбивают на щебенку бархатистый мутно-зеленый диорит. В другом месте, перед мостом, взорван огромный валун, в его сером мясе поблескивает роговая обманка, она расположена правильными рядами и напоминает шрифт церковных книг или те прокламации, которые в старое время писались "от руки ". Это - "библейский" или "письменный" камень. Бешено мчатся по камням многоводные реки, на берегах мелькают новенькие избы поселенцев. Дымят трубы лесопилок, всюду заготовки леса. Вот - Хибины, видны холмы, месторождения апатитов. Здесь, в Хибинах, известная опытная сельскохозяйственная станция. Вот разрезал землю бетонированный канал Нивастроя. Край оживает. Все оживает в нашей стране. Жаль только, что мы знаем о ней неизмеримо и постыдно меньше того, что нам следует знать. Мурманск, 29 июня 1929 г. | 
