|
(Сказка, записанная
Родионом Акульшиным в одной из деревень
Вятской губернии в 1925 году)
Вот сидит один раз Ленин
у себя в комнате после обеда и разные
книжки и газеты почитывает. Только в какую
газету ни заглянет, какую книжку ни
раскроет, все про себя чтение находит: "Дескать,
что нам перед Антантой страшиться, что
перед Америкой бояться, когда у нас есть
Владимир Ильич Ленин".
Чудно стало Ленину.
Встал он со стула венского, походил по
комнате и говорит сам себе: "Ладно, так и
сделаю".
А после того посылает
своего посыльного к главному советскому
доктору. Приходит доктор, а Ленин ему и
говорит:
– Можешь сделать так,
чтобы я умер, только не совсем, а так, для
виду?
– Могу, Владимир Ильич.
Только зачем же это?
– А так, – говорит,
– хочу испытать, как без меня дела пойдут.
Чтой-то все на меня сваливают, во всяком
деле мной загораживаются.
– Что ж, – отвечает
доктор, – это можно. Положим тебя не в
могилу, а в такую комнату просторную, а для
прилику стеклом накроем, чтобы пальцем
никто не тыкал, а то затычут.
– Только вот что,
доктор, чтобы это было в пребольшом
промежду нас секрете. Ты будешь знать, я, да
еще Надежде Константиновне скажем.
И скоро объявили всему
народу, что Ленин умер.
Народ заохал, застонал,
коммунисты тоже не выдержали – в слезы.
Все думают, сердцем трепыхаются: что теперь
делать будем? Того и гляди, англичане с
французами присунутся.
А самый старший –
Калинин – уговаривает:
– Что же поделаешь...
Это не в нашей власти... Каждому свое, а
слезами горю, не поможешь. Поплакали
малость, ну и ладно, за дело надо браться.
Положили Ленина в
амбаришко, Мавзолей называется, и стражу у
дверей приставили. Проходит день, два,
неделя, месяц – надоело Ленину лежать
под стеклом.
Вот один раз ночью
выходит он потихоньку задней дверью от
Мавзолея и прямо в Кремль, в главный дворец,
где всякие заседания комиссарские.
В дверях его пропустили,
потому в кармане у него пропуск бессрочный
лежал, а шапку он надвинул пониже, чтобы не
узнали.
Приходит тут Ленин, а
заседания уже все закончились, и служители
полы подметают.
Ленин спрашивает:
– Кончилось?
– Кончилось.
– Не знаете, о чем
говорили?
– Да о разном... Слышь,
англичане и мериканцы с нами хотят
подружиться, а там еще какие-то державы. Мы
ведь в щелку слухали, краем уха... но много
чего не поняли.
– Так-так... А про
Ленина не поминали?
– Как же! Поминали...
Вот, – говорят, – Ленин помер, зато
коммунистов-то чуть не в два раза больше
стало. Теперь только пикни Антанта.
– А она не пищит?
– Да покуда, в час
молвить, не слыхать.
– Так-так, –
поддакнул Ленин и простился со служителями.
Пришел он в Мавзолей, лег
под стекло, думает: "А ведь ничего,
работают и без меня. Ладно. Проверю еще кое-где...
Завтра к рабочим на завод схожу".
На другую ночь
отправился Ленин на завод. Там его тоже не
задержали, прямо в машинную часть провели.
Ночью народу на заводе мало, только-только
чтобы пары не затухали; держат машиниста,
смазчика да кочегара, сторожей еще, чтобы
шпионы чего не посудобили.
"Хватит и этих, –
думает Ленин, – мне ведь не митинги
разводить, только поспросить кой о чем".
– Здравствуйте,
товарищи!
– Здравствуй!
– Ну и как?
– Да ничего...
Сходственно.
– Беспартийные?
– До смерти Ленина в
беспартийных ходили, а теперь в
коммунистах. Ленинцы.
Ленину это по сердцу
маслом.
– А в работе задержки
нет? А товаров много выпускаете?
И начал, и начал он их
вопросами донимать.
– Да скоро с мирным
временем сравняемся.
– Ну работайте,
работайте, в час добрый. А пока прощевайте.
"Тут ладно, – думает
Ленин по дороге в Мавзолей, – теперь
только мужиков проведать, узнать про их
житье-бытье".
На третью ночь Ленин
встал раньше: ведь дойти до станции, да
дорога, да еще от глухой станции до деревни
пешком идти придется.
В деревню он поехал в
какую похуже, чтобы наглядней было. В одной
избушке огонек светился. Пошел Ленин.
– Можно отдохнуть у
вас?
– Заходи.
Входит Ленин и диву
дается. Икон нет. Красные плакаты везде.
Портреты. Ленин нарочито спрашивает:
– Вы что же,
некрещеные?
– Мы, товарищ, в
гражданах состоим, а в нашем доме читальня,
а это вот уголок Ленина.
"И тут помнят меня",
– думает Ленин.
– Ну а как житье-то
мужицкое?
– Да не так, чтобы уж
очень, а все-таки вроде как налаживается.
Теперь, слышно, к деревне не задом, а лицом
повернулись. Ленин-то давно про смычку
говорил своим коммунистам, ну вот теперь,
видно, задумали сомкнуться. Давно бы пора.
Вышел Ленин из избы
радостный, в Мавзолей лег успокоенный, спит
вот уже много дней после своих
странствований.
Теперь уже, наверно, не
скоро проснется.
|