| ИНФОРМАЦИОННЫЙ ЦЕНТР "Живая Арктика" |
Александр ОполовниковДеревянное зодчество СевераЕсть много легенд и сказок, в которых герои наделены волшебным свойством: к чему ни прикоснутся, все превращается в золото, жемчуг или алмазы. Если отвлечься от прямого, буквального содержания сказки, то ее героем легко представить себе северного крестьянина. За что ни брался он - все делал умело, добротно, с выдумкой и хитринкой, с неистребимым чувством удивительной красоты. На постройку изб (а церквей - тем более) отбирали только лучшие деревья: крупные, смолистые сосны и ели. Рубили, сплавляли по рекам и озерам, очищали стволы от сучьев и коры, тесали. А уж затем вязали венцы сруба. Углы, как правило, рубили так, чтобы снаружи оставались концы бревен - они придают северным русским избам и храмам особую пластичность. Каждый венец требовал от плотника громадного терпения, мастерства, верного глаза и твердой руки. Ведь надо было сделать пазы, врубки, потайные зубья, притесать одно бревно к другому так плотно, чтобы между ними не вошло даже лезвие тонкого ножичка. Гвозди не были нужны. Топор в руках северного плотника - универсальное и всемогущее орудие. Наверное, быстрее и легче перерезать бревна пилой, но власть древних традиций была слишком велика, и бревна перерубали топорами, да так, что не оставалось ни малейшей зазубрины. Не сила привычки была заключена в традиции, не инерция мышления, а нужные знания: срубленные топором торцы бревен гораздо меньше впитывают влагу, чем те, что отсечены пилой. Сруб укладывали обычно на фундамент из валунов. Но какими же были сами древние постройки? Немного дошло до наших дней старинных изб и хозяйственных сооружений. Крестьянские постройки служили трем-четырем поколениям. Взамен старой избы ставилась новая. Потому все уцелевшие сейчас избы не старше XIX века. О более древних памятниках гражданского зодчества Русского Севера можно получить представление по старинным рисункам и летописным источникам. Безвозвратно канул в прошлое мир старой деревни с ее бревенчатыми избами и амбарами, часовнями и церквами. На их месте вырастают дома из современных строительных материалов. А исследователи в поисках старины устремляются во все более далекие экспедиции... Село Варзуга - самый север Беломорья, почти на Полярном круге (66 град. с.ш.). Широко раскинулось оно по берегам одноименной реки, километрах в тридцати от ее устья, от Белого моря. Здесь, в излучине реки, образовались просторные луга, защищенные от ветров высокими грядами-кейвами коренных берегов. Большая часть села расположилась на левом берегу реки. Дома
тут смотрят на юг. И сюда когда-то доходили владения Великого
Новгорода: варзугская семга приводила. Первые летописные сведения о Варзуге как о крупном административном, культовом и торговом центре относятся к 1419 году; первая новгородская летопись рассказывает, что 500 человек норвежцев, пришедших на бусах и шнеках, "повоевали Карельский погост Варзугу". Следовательно, в XIV веке Варзуга уже существовала. Возможно, что она возникла и раньше, в XIII столетии, ибо значительное число осаждавших ее иноземцев свидетельствуют о хозяйственной мощи погоста как результате определенного многолетнего развития. Само возникновение Варзуги в качестве промысловой фактории Новгорода и вся ее дальнейшая экономическая жизнь связаны с рыболовецким промыслом. Видную роль здесь играла и добыча речного жемчуга. Переписывавший в 1586 году Варзугскую волость Постник Балакшин сообщает о местных жителях, что "земли у них нет, хлеба они не пашут, от пашенной земли они за морем за окияном за большою пучиною верст тысячю и больши и соли не варят, потому что к ним пренных (соляных) угодий не прилегло нигде". Помимо удобств рыбного промысла причиной возникновения селения в трех десятках километров от моря за труднопроходимыми порогами было, несомненно, стремление варзужан обезопасить себя от нападения шведов, норвежцев и "каянских немцев" (финнов), разорявших поморские селения. Так, в 1419 году норвежцы разграбили не только Варзугу, но и погост Неноксу в Заволочье, Онежский погост, Кегостров, Николо-Карельский и Архангельский монастыри. Но их походы далеко не всегда были столь успешными: вплоть до нашего времени жители Варзуги хранят память о победе над недобрыми пришельцами, отряд которых был разбит в 2-3 километрах от села. Это место и по сей день зовется "немецкой падью". Со второй половины XV века в Варзуге появились владения Соловецкого монастыря, крупнейшего феодального центра Севера. По-видимому, впервые соловецкий вотчинник появляется на Терском берегу в 1466 году, когда новгородец Тимофей Ермолин отдает в монастырь свой участок в Умбе и Варзуге. В 1470 году один из основателей Соловецкого монастыря, старец Зосима, получает от новгородской посадницы Марфы Борецкой жалованную грамоту на ее вотчину "от умские (умбские) межи, от кашкаранского ручья до красные щелейки" (между реками Умбой и Варзугой). Проигранная новгородцами в 1471 году битва при Шелони кладет начало зависимости Новгорода от Москвы. По договору за Новгородом сохраняются все его северные владения: Заволочье, Пермь, Печора, Югра, но значительные пространства и в том числе южный берег Кольского полуострова с "Корелой Варзугской" и Умбой становятся владениями князя Московского. Угодья Соловецкого монастыря на Кольском полуострове постепенно расширялись. К началу 90-х годов XV века они составили на Терском берегу целый приход, в который входили "земли, воды, пожни, полешный лес и лешие озера". К этому времени Варзуга превратилась в крупный населенный пункт, насчитывавший свыше 150 дворов. Бывшая поначалу только промысловым поселением, к концу XVI века Варзуга становится торгово-промысловым центром, куда стекаются "гости" из разных северных стран. Здесь была даже своя "таможня": "...а в Варгузской волости которые торговые люди иногородцы приезжают... и на тех людех имати десятую рыбу семгу, тинду и лосось...",-пред-писывалось в грамо-те Бориса Годунова 1599 год. В середине XVII века московский царь, проти-воборствуя чрезмерному усилению монастырей, конфискует некоторые земли Соло-вецкой оби-тели, в том числе и Варзугу. А еще через несколько лет, в 1674 году, здесь возводится Успенская церковь, архитектурный образ которой можно сравнить с памятниками московского зодчества того времени, причем каменными. Стройный шатер, легко поднимающийся над тремя ярусами бочек-кокошников или "теремков", широкие галереи с трех сторон центрального столпа сразу вызывают в памяти образ прославленного творения - храма Вознесения в Коломенском. Но перед нами отнюдь не механическое копирование форм, а единство идейно-художественного замысла. В основе церкви лежит кресчатый план, как и в композиции многих известных деревянных храмов (Конецгорье, Пияла, Верховье, Астафьеве и др.). Четыре прируба Успенской церкви образуют равноконечный крест, каждая ветвь которого представляет собой прямоугольник размером 4х5 м. Величаво стоит храм, соединяя бескрайнее небо с широкой землею, с людным селом, пустынными лугами, со студеной, но щедрой рекой. Ступенями поднимаются ввысь ярусы бочечных завершений; на них покоится бревенчатый восьмерик, и в самое небо взметнулся 34-метровый шатер. Идеи единства, воплощенные средствами архитектурного искусства, утверждали в сознании людей нерушимую мощь Москвы, сплотившей близкие и далекие русские земли. Царство воды... Оно определяет характер местного пейзажа, быт поморов, облик их поселений... Огромные избы, баньки, массивные амбары, часовни, церкви и погосты-все вместе и есть северное поселение, называемое, если нет в нем церкви,- деревней, а если есть церковь, селом. |